Я принял подводную лодку М-14. Это было небольшое судно с экипажем в двенадцать человек и двумя торпедными аппаратами на носу. Водоизмещение лодки – 240 тонн. На этих подводных лодках я уже плавал прежде, но для того чтобы на ней воевать, нужно было детально вспомнить устройство лодки и все, что связано с ее управлением.

На М-14 я отплавал около трех лет. Позиционная служба, охрана берегов и эскорт караванов, шедших из США с грузами для нашей страны, – такова была наша работа.

Позже меня перевели на подводную лодку Щ-133. Это было среднего размера судно с шестью торпедными аппаратами (четыре в носу и два на корме), с экипажем в 36 человек. Водоизмещение – около 700 тонн. На этой подводной лодке я участвовал в боевых действиях против Японии и был награжден орденом Красной Звезды. В 1945 году, прощаясь с экипажем лодки, командир «Щуки» Владислав Гарвалинский поднял бокал и произнес очень приятные для меня слова: «Мой тост – за лучшего инженера-подводника Тихоокеанского флота Бориса Грибанова!..»

После окончания войны я сдал Щ-133 в ремонт во Владивостоке, принял новенькую подводную лодку С-52 и на ней ушел в Порт-Артур. На всех этих судах я плавал в качестве инженера-механика.

В 1947 году меня назначили начальником Лаборатории живучести корабля в Военно-морском училище, которое я окончил, и я прибыл к новому месту службы – вернулся в Ленинград.

После подводной лодки служба начальником лаборатории показалась мне раем. Окно моего маленького кабинета на первом этаже Адмиралтейства выходило в зелень Александровского сада. Тишину, от которой я совершенно отвык на судах, нарушали только телефонные звонки. В десять утра уборщица приносила свежие газеты, в двенадцать – обед в кают-компании училища и в шесть вечера – конец работы. Еще будучи курсантом, на танцах я познакомился с Кларой Шмидт, которая тогда заканчивала десятилетку. Больше года мы встречались, а потом Клара стала моей женой. Через год после начала войны Клара приехала ко мне во Владивосток. Нам дали квартиру, и началась наша семейная жизнь. Там же, во Владивостоке, родились обе наши дочери – в 1943 году Татьяна, а двумя годами позже – Ольга.

Теперь я приходил домой ежедневно в половине седьмого вечера, -миновали те времена, когда я плавал на подводных лодках и неделями не появлялся дома. А если и появлялся, то ни одну ночь не спал спокойно, потому что на лодке всегда что-то происходило: или она ремонтировалась, или готовилась в поход, или на ней что-то ломалось, или кто-то из моих матросов напивался, или шла зарядка аккумуляторов, или нужно было срочно снять замеры наличия топлива и провести ночную проверку...

Впервые за много лет у меня появилось свободное время, – я к этому не привык: все годы крутился, как белка в колесе, не зная ни покоя, ни отдыха.

Послевоенный Ленинград выглядел мрачно: краска на домах облезла, чувствовалось, что город перенес тяжелые дни блокады. Однако восстановление города шло быстро, ремонтировались и красились фасады домов, восстанавливались разрушенные здания, налаживалось движение городского транспорта, открывались гостиницы и рестораны, появилось множество пивных и закусочных.

Потихоньку оживала и культурная жизнь города – появились объявления о выставках картин из запасников музеев и из частных собраний. По воскресеньям в Русском музее начали читать лекции о русской живописи. Я стал ходить на лекции, начал покупать книги по искусству, посещал выставки и общался с коллекционерами.

Начал я присматриваться и к картинной торговле в городе. Комиссионных магазинов, торговавших картинами, было много. Принимали на комиссию и продавали картины зачастую совершенно некомпетентные люди. В комиссионных магазинах, торговавших мебелью, например, тоже принимали картины, а оценивали их художественные достоинства... мебельщики, ничего, конечно же, не понимавшие в живописи.

Из всех приемщиков картин, которых я узнал, только двое разбирались в живописи: Владимир Шибанов из комиссионного магазина в доме 7 по Невскому проспекту и Василий Фролов из магазина в доме 102 по той же улице. Там картины оценивали и продавали на галерее второго этажа – на первом торговали готовым платьем, мехами и предметами прикладного искусства. Мы звали этот магазин «галеркой».

Магазин, в котором работал Шибанов, был расположен рядом со зданием Адмиралтейства и моей лабораторией. Возвращаясь с работы, я почти каждый вечер посещал его, так и познакомился с Шибановым. Оказалось, что Владимир – тоже военный моряк, всю войну прослуживший в Кронштадте. Мы быстро нашли с ним общий язык и подружились. Впоследствии познакомились наши жены, и мы стали дружить семьями. Его отец, довольно известный художник и коллекционер Александр Георгиевич Шибанов, прославился тем, что запечатлел в живописи пушкинские места. Владимир познакомил меня с ним. Мне очень нравились взаимоотношения отца и сына Шибановых. Когда отец заглядывал к сыну в магазин, Владимир всегда подходил к нему и целовал его в щеку, несмотря на присутствие покупателей. Относился он к отцу с большим почтением. Старший иногда ворчал на младшего за то, что Владимир слишком часто прикладывался к спиртному – кронштадтская морская привычка.

Владимир, на мой взгляд, был самым сведущим человеком в живописи из тех, кто торговал картинами в Ленинграде. Дома он имел небольшую справочную библиотеку по живописи. Много знаний Владимир получил от отца, который хорошо разбирался в русской и западной школах живописи. У отца была хорошая коллекция картин, так что Владимир рос среди произведений искусства, в обществе коллекционеров и художников. Его отец собирал картины преимущественно западной школы, очень любил англичан и французов. Сам Владимир тоже собирал картины, но как-то вяло, без энтузиазма, безалаберно – просто приобретал вещи, которые его чем-то затрагивали. У него были картины разных времен и направлений, но в каждой была какая-то изюминка, которая трогала его. Он всегда с охотой объяснял, в чем увидел эту «изюминку», почему приобрел картину. Расставался с картинами Шибанов без особой боли и быстро находил утешение в новых.

После войны в Ленинграде коллекционеров картин было много. Большинство из них собирали русскую школу, и только несколько человек – западную. Западная живопись стоила в несколько раз дешевле русской. Хорошего голландца XVII века на доске можно было приобрести за 300-400 рублей. Дороже всего стоили работы Айвазовского и Левитана, недешев был и Шишкин. В Москве картины оценивались почти вдвое дороже, чем в Ленинграде.

Коллекционеры русской живописи делились на два лагеря: одни собирали реалистов, то есть передвижников, академистов и демократов-шестидесятников, другие – так называемых «леваков», то есть группы «Мира искусств», «Бубнового валета» и «Ослиного хвоста».

Абстракционистов в первые послевоенные годы, насколько мне известно, активно в Ленинграде никто не собирал, но интерес к ним был. Погоня за их работами началась позже, когда наши ученые и дипломаты, побывав в Европе, поняли, что это за искусство и какое значение ему придает весь мир.

Кроме того, негативные высказывания нашей прессы о русских художниках левых направлений и абстракционистах в конце концов пробудили интерес к этим мастерам среди коллекционеров и художников, и наша интеллигенция всерьез обратила внимание на «левых» художников. Тех, кто бывал за границей, поражали высокие цены на работы некоторых русских художников, эмигрировавших во время революции за рубеж и там прославившихся. За картины эти платили огромные деньги – тысячи, десятки тысяч долларов. У нас же они практически ничего не стоили...

Первыми коллекционерами абстрактного искусства стали несколько профессоров Ленинградского политехнического института. Западную живопись в Ленинграде собирали академик Раздольский, профессор Ложкин, профессор Жданов и другие. С коллекцией Дмитрия Аркадьевича Жданова я познакомился уже после моего переезда в Москву, в 1962 году. У него было очень внушительное собрание западных мастеров.

А в Ленинграде в 1947-1948 годах я перезнакомился со всеми видными коллекционерами и приблизительно знал, кто что любит и кто чем дышит.

Проблема преступности в среде правоохранительных органов на сегодняшний день является одной из самых актуальных. В сознании населения сформировалось устойчивое негативное отношение к органам правопорядка и прежде всего к милиции. Милиционер большинством граждан России воспринимается не как защитник закона и борец с преступностью, а как вымогатель в форме, пользующийся своими погонами и удостоверением для получения незаконных доходов.Публично эта тема стала обсуждаться последние пятнадцать лет, однако, проблема коррумпированности правоприменительных органов существовала с момента возникновения российского государства. Полиция дореволюционной России в глазах общества ассоциировалась с системой мелких взяток, бесплатного обслуживания в магазинах, лавках, ателье, ресторанах и т.д. Взяв власть в 1917 г. большевики попытались создать новую государственную систему, свободную от протекционизма и коррупции, однако, она вскоре оказалась заражена этими же болезнями. Даже в годы сталинского режима, когда контроль над жизнью общества, как казалось, был всесторонним, органы НКВД-МВД были вынуждены избавляться от "преступных и морально разложившихся элементов". Только в первом полугодии 1947 г. за уголовные преступления были осуждены свыше 150 сотрудников Управления МВД по Ленинградской области, а за следующие 3 месяца того же года - 171 человек. Около 30% из них составляли работники лагерей для военнопленных, 25% - сотрудники милиции г. Ленинграда и 20% - системы исправительно-трудовых колоний (ИТК) и лагерей. Наиболее распространенным преступлением являлось присвоение и разбазаривание государственного имущества (около 30% из числа осужденных, причем половина пришлась на работников лагерей для военнопленных), хищение государственного имущества (свыше 20% осужденных, в основном, офицерский состав лагерей для военнопленных, ИТК и отдельных лагерных подразделений), дезертирство и самовольные отлучки со службы (24,5% преступлений). В основном они были характерны для рядовых милиционеров, работников пожарной охраны и охраны подразделений Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний (УИТЛК) 1.Руководство НКВД-МВД беспокоили случаи взяточничества в милицейской среде. Заместитель министра внутренних дел СССР И. Серов отмечал весной 1947 г.: "Я имею данные о том, что существует негласно установленная такса за прописку в режимных местностях, за приобретение паспорта, за паспорт на автомобиль и т.д." 2. Так, инспектор административной группы Управления Ленинградской городской милиции лейтенант Казанин и оперуполномоченный Василеостровского райотдела МВД лейтенант милиции Тухватулин организовали в 1945"1946 гг. выдачу за взятки пропусков на выезд из Ленинграда. Казанин выписывал пропуска, а Тухватулин разыскивал лиц, которым было необходимо выехать, получал от них деньги и выдавал полученные от Казанина пропуска. Оба были приговорены в мае 1946 г. военным трибуналом к пяти годам лишения свободы. К семи годам лишения свободы былаГоворов Игорь Васильевич - кандидат исторических наук, доцент, докторант Санкт-Петербургского университета МВД России.приговорена в 1947 г. паспортистка 19 отделения милиции г. Ленинграда Чамова, производившая за взятки незаконную прописку граждан 3.Среди сотрудников оперативных служб приобрело широкое распространение присвоение денег и вещей, изъятых при задержании и обысках. Во время проверки работниками ОБХСС Управления милиции г. Ленинграда было выявлено конфискованное и хранящееся без оформления имущество. Так, начальник отделения ОБХСС Морозов изъял у задержанного Несквич золотые монеты царской чеканки на сумму 160 руб. золотом. Эти монеты хранились у Морозова без всякого документального оформления свыше 13 мес, в результате чего одна из пятирублевых монет бесследно исчезла. Изъяв у спекулянта Косырева 300 г золота, Морозов незаконно использовал его в оперативной комбинации. Золото было продано осведомителем Морозова. Часть вырученных денег Морозов присвоил и только после начала расследования своей деятельности сдал в финотдел. При осмотре его служебного кабинета были найдены предметы из золота, происхождение которых Морозов объяснить не смог 4.Неоднократно отмечались случаи, когда сотрудники милиции, задержав граждан якобы за спекуляцию, отбирали у них деньги и вещи и скрывались с ними. Достаточно широкое поле для злоупотреблений давали взаимоотношения оперработников со своей агентурой. Оперуполномоченный Петроградского РО НКВД г. Ленинграда старший лейтенант милиции Смирнов практиковал присвоение продуктов и денег, предназначенных для выдачи секретным осведомителям за хорошую работу (так, он взял у секретного осведомителя Знаменской расписку в том, что выдал ей 7 кг продуктов, хотя передал лишь 2 кг) 5. Проверки работы уголовного розыска и ОБХСС Ленинграда и области неоднократно выявляли факты, когда денежное и продовольственное вознаграждение якобы выдавалось агентам, которые на самом деле либо выехали из региона, либо находились в местах лишения свободы. Характерно, что в подобных случаях руководство УМВД ограничивалось дисциплинарным наказанием, не возбуждая уголовных дел.Излишне тесное сотрудничество с секретными осведомителями приводило некоторых офицеров оперативных служб милиции на грань преступления. Так, помощник начальника Тихвинского РО МВД Воробьев завербовал в качестве секретного осведомителя спекулянтку Сайгину. Деловые отношения между ними перешли в дружеские, а затем и интимные. Сайгина познакомила Воробьева со своими друзьями-спекулянтами. Он стал постоянным участником организованных "д,ельцами" застолий, а затем и начал брать у них деньги и продукты. По существу один из руководителей райотдела стал покровителем преступной группы. Несколько раз, когда работники ОБХСС задерживали спекулянтов с поличным, Воробьев избавлял своих "д,рузей" от неприятностей. Когда сотрудники райотдела, не разделяющие благожелательного отношения своего начальника к спекулянтам, арестовали Сайгину за совершение крупной нелегальной сделки, Воробьев организовал провокацию, обвинив их в присвоении ценностей, изъятых при обыске. Весной 1947 г. Воробьев был арестован и предан суду военного трибунала 6.Наиболее характерным проявлением коррупции в правоохранительных органах Ленинграда стала агентурная разработка "Скорпионы". В центре ее оказался Кар-наков А.И. являвшийся профессиональным мошенником. Выдавая себя за ответственного работника (районного прокурора, замдиректора бюро по распределению рабочей силы, начальника отдела снабжения авиационной промышленности, замдиректора бюро жалоб Ленсовета и т.д.), Карнаков выступал организатором многих крупных афер в Ленинграде еще в 1930-е годы. Он неоднократно привлекался к уголовной ответственности. После начала Великой Отечественной войны Карнаков эвакуировался в Свердловск, где продолжал заниматься преступной деятельностью. В 1943 г. он был арестован и осужден к 8 годам ИТЛ. Однако уже через полгода он оказывается на свободе и появляется в Ленинграде. Здесь Карнаков устанавливает тесные связи с дельцами черного рынка и рядом государственных чиновников. Подобная бурная деятельность не могла укрыться от внимания органов государственной безопасности. В августе 1944 г. Управление НКГБ передало компрометирующие материалы на Карнакова в ОБХСС ленинградской милиции, и он был взят в агентурную разработку. Около двух лет дело Карнакова кочевало по сейфам различных сотрудников отдела, однако никаких мер по нему не предпринималось. Объяснялось это довольно просто. Начальник одного из отделений ОБХСС Нелидов оказался весьма хорошим знакомым Карнакова. За взятки он обеспечивал безопасность Карнакова, по его просьбам организовывал прекращение уголовных дел и освобождение из-под стражи. В преступную связь с Карнаковым он вовлек также двух своих подчиненных - оперуполномоченных Закусова и Антонова 7. В начале 1946 г. аферист попал в поле зрения Отдела борьбы с бандитизмом (ОББ) в качестве связного одного из объектов разработки ОБХСС. Установив за ним агентурное наблюдение, оперработники ОББ выяснили, что Карнаков поддерживает тесные связи не только с преступным элементом, но и с рядом чиновников различных ведомств. Вскоре сотрудники, занимавшиеся данным делом, получили сведения, что Карнаков через нескольких офицеров милиции из райотделов МВД организует освобождение из заключения лиц, арестованных за спекуляцию. К делу были подключены работники Особой инспекции и отделения отдела контрразведки "СМЕРШ? УМВД области, а когда было установлено, что среди преступных связей Карнакова замечены работники прокуратуры и горисполкома - Управления МГБ области. Оперативно-следственную группу возглавил один из заместителей начальника КМГБ. Данное дело получило кодовое название "Скорпионы". Карнаков создал группу коррупционеров, решавших самые разные вопросы - от получения квартиры и освобождения от службы в армии до прекращения уголовных дел. Было выявлено около 700 связей Карнакова с чиновниками и нелегальными дельцами. Доказательства, достаточные для предания суду, были собраны на 316 человек. Из привлеченных к уголовной ответственности 59 человек составили работники милиции, 47 - прокуратуры, адвокатуры и судов, 10 - горздра-вотдела и собеса, 7 - жилсистемы, 8 - офицеры Ленинградского военного округа (включая заместителя начальника отдела кадров Л ВО Николаева), ряд должностных лиц ВТЭК и более полутора сотен взяткодателей (хозяйственники, работники торговли, служащие артелей, баз, системы общепита и т.д.) 8.В то же время, в отличие от сегодняшнего дня, факты предательства служебных интересов со стороны сотрудников милиции были достаточно редким явлением. Каждый подобный случай расценивался как чрезвычайное происшествие и в обязательном порядке сообщался министру внутренних дел для выяснения причин и факторов, способствующих преступлениям подобного рода.Руководство МВД СССР выделяло ряд причин, порождающих преступность в милицейской среде. На одно из первых мест выдвигалась слабая работа местных аппаратов МВД по подбору кадров. Зачастую зачисление в кадры МВД проходило без проведения тщательной спецпроверки. В результате в милицию попадали люди с низкими моральными и профессиональными качествами.Другой причиной, ведущей к росту преступности в МВД, его руководители считали слабую политико-воспитательную работу с личным составом, особенно с недавно принятыми на службу. Большинство уголовных проявлений приходилось на лиц, проработавших в МВД менее двух лет. Из 59 человек, привлеченных к ответственности в первом полугодии 1947 г. Особой инспекцией Управления МВД Ленинградской области, 27 проработали в милиции менее 1 года и 11 - от года до двух лет. Например, милиционеры отряда речной милиции Ленинграда Бальмонт и Швецов, принятые на службу в декабре 1946 г. уже меньше чем через полгода были осуждены за совершение ограбления. Они отобрали у двух пассажиров поезда на перегоне Сабли-но-Тосио 1300 руб. и 3 кг муки. Эти деньги "защитники правопорядка" пропили. Бальмонт был осужден на 18 лет лишения свободы, а Швецов - на 6. Милиционеры кавалерийского эскадрона Трофимов и Хвоенко, не отработав в милиции и трех месяцев, похитили из продфуражного склада 170 кг овса. Трофимов был осужден к 18 годам лишения свободы, Хвоенко - к 15. Милиционер речной милиции Мельников за полгода работы умудрился пять раз обокрасть своих соседей по служебному общежитию, и был осужден к 20 годам лишения свободы 9.В числе сотрудников УМВД Ленинградской области, осужденных в первом полугодии 1947 г. на лиц начсостава приходилось 27%, на членов и кандидатов в члены ВКП(б) - 29%. В целом по Советскому Союзу в 1947 г. лица начальствующего состава представляли 43% привлеченных к уголовной ответственности сотрудников милиции 10.Серьезное негативное воздействие, по документам и приказам МВД, на состояние милицейской преступности оказывало злоупотребление алкоголем. За полгода, в 1947 г. за пьянство в милиции Ленинграда было наказано 204 человека (24% всех нарушений), по милиции области - 57 человек. Во втором квартале 1947 г. по сравнению с первым кварталом, число взысканий за пьянство в УМВД Ленинградской области выросло с 208 до 255 случаев 11.Все вышеперечисленные причины оказывали воздействие на уровень преступности в правоохранительных органах. Однако они носили субъективный характер. Руководители МВД сознательно закрывали глаза на целый ряд объективных причин, толкающих работников правоохранительных служб на нарушение закона. К ним прежде всего необходимо отнести материальное положение работников правоохранительных органов и общую степень коррумпированности государственной системы. В 1946 г. заработная плата городского милиционера составляла 450 руб. милиционера сельской местности - 200 руб. участкового уполномоченного - 600 руб. оперуполномоченного - 700 рублей 12. В то же самое время семья из четырех человек в Ленинграде (с двумя работающими членами и двумя детьми) тратила на покупку продуктов и оплату коммунальных услуг около 1800 руб. а после отмены продуктовых карточек прожиточный минимум в крупных городах (Ленинград и Москва) составлял примерно 1900 руб. из которых на продукты уходило 946 руб. 720 руб. - на одежду, 98 руб. - на оплату жилья. Значительная часть милиционеров (в том числе с семьями) проживала в общежитиях, в крайне сложных бытовых условиях. Милиция являлась наименее обеспеченным подразделением МВД. Зарплата сотрудников милиции, их снабжение продовольствием и вещевым имуществом, социо-культурное обеспечение значительно отставали от других служб МВД. В 1946 г. бывшим военнослужащим, переведенным в милицию, не выдавалась новая милицейская форма до тех пор, пока не выходили сроки ношения старого общевойскового обмундирования. Это указание было отменено лишь после того, как с мест в массовом порядке начали поступать сообщения, что граждане отказываются выполнять требования милиционеров в общеармейской форме. Фактически сотрудники милиции в послевоенный период, как и большинство населения страны, жили в условиях бедности. Уровень их доходов не превышал прожиточного минимума.Не способствовала честности и неподкупности сотрудников милиции и общая ситуация в государственном аппарате. Широко распространено мнение, что сталинизм, установив тотальный контроль в обществе, сделал коррупцию невозможной. Факты опровергают данное утверждение. Распространение государственного управления на все отрасли народного хозяйства дало толчок становлению теневой экономики. В постановлении ЦК ВКП(б), посвященном проблеме взяточничества, в частности, отмечалось: "Взяточничество, являющееся тягчайшим и совершенно нетерпимым в советском государстве преступлением, получило в последнее время значительное распространение, особенно на транспорте, в торговых, снабженческих и бытовых организациях, где в ряде случаев дача и получение взяток должностными лицами производится в скрытой форме под видом "подарков", незаконных "премий" за досрочное выполнение заказов, за внеплановую отправку грузов, за внеплановое отоваривание фондов и нарядов, отпуск товаров лучшего качества и т.д." 14.В ходе финансовой проверки Ленинградской области в 1949 г. Министерство финансов установило многочисленные факты незаконного расходования городскими и областными властями государственных средств и использования служебного положения в личных целях.Руководство обкома, горкома, обл- и горисполкомов расходовало государственные деньги на организацию грандиозных банкетов, содержание охотничьего хозяйства, где отдыхали представители номенклатуры, приобретение дорогостоящих подарков "патронам" из Москвы (А Кузнецову, Н. Вознесенскому и др.). Руководителей города и области обвиняли также в присвоении обстановки Мариинского дворца, выдаче пособий штатным работникам исполкома из средств, предназначенных для оказания помощи нуждающимся горожанам, и т.д. 15. Подобная ситуация была характерна для всех регионов страны.Атмосфера "д,войной морали" внутри государственного аппарата не могла не повлиять на ситуацию в правоохранительных органах. Начальники районных, городских, областных и республиканских Управлений МВД-МГБ точно так же, как и партийно-советский аппарат занимались самоснабжением, растрачивали казенные средства на личные нужды, использовали милиционеров в качестве сторожей, садовников и т.д. Бывший начальник Яскинского района УМВД Ленинградской области Чернышев, вместе с начальником финчасти райотдела растратили свыше 15 тыс. рублей 16. Заместитель министра внутренних дел, будущий председатель КГБ и начальник ГРУ И. Серов, требовавший "каленым железом выжечь" случаи взяточничества в милиции, не считал зазорным присвоить и вывезти из Германии свыше 50 т трофейного имущества, в основном, меха, ковры, картины, драгоценности. Как показал на допросе в МГБ бывший начальник оперативного центра НКВД в Берлине генерал-майор А. Сиднев: ".,..Вряд ли найдется такой человек, который бы в Германии не знал бы, что Серов является, по сути дела, главным воротилой по части присвоения награбленного... Серов только от меня получил около миллиона немецких марок... Я единовременно передал в аппарат Серова в изделиях примерно 3-х килограммов золота и других ценностей... Свыше десяти наиболее драгоценных вещей Серов взял себе... Помимо меня, много золотых вещей давали Серову и другие начальники секторов... Жена Серова и его секретарь Тужлов неоднократно приезжали на склад берлинского оперативного сектора, где отбирали в большом количестве ковры, гобелены, лучшее белье, серебряную посуду и столовые приборы, а также другие вещи и увозили с собой... Неоднократно провожая Серова с аэродрома в Берлине, я сам видел, как его самолет загружался сундуками, чемоданами, тюками и узлами. Серов вывез из Германии много добра, и я даже не могу себе представить, где он мог его разместить..." 17.Естественно, рядовые сотрудники МВД следовали примеру высокопоставленных чиновников. Для постовых милиционеров стало нормой обирание уличных торговцев, взимание штрафов без квитанций или составление квитанций с заниженной суммой штрафа. Участковые и оперативные уполномоченные пьянствовали с подучетным элементом и осведомителями за их счет, присваивали имущество задержанных и средства, выделенные на агентуру. Начальники отделений и отделов МВД бесплатно получали продукты, спиртные напитки, промтовары из торговых учреждений, колхозов и т.д.Руководство МВД считало борьбу с "негативными явлениями" одной из основных задач своей деятельности. Расследованием преступлений, совершенных сотрудниками МВД, рассмотрением жалоб и заявлений об их проступках занимались Особые инспекции МВД СССР, Управлений МВД на местах. Уголовные дела на рядовых милиционеров возбуждались с согласия начальника Управления МВД, на офицерский состав - с санкции министра внутренних дел СССР. Агентурно-оперативное обслуживание органов милиции, т.е. выявление оперативным путем взяточников возлагалось в 1943"1946 гг. на 2 отдела Управления контрразведки "СМЕРШ? НКВД-УНКВД, а после ликвидации "СМЕРШа" - на соответствующие отделы Управлений МГБ. Дела уличенных в уголовных проявлениях сотрудников МВД рассматривались в военных трибуналах войск МВД. Широко практиковалось объявдение приговоров Военных трибуналов всему личному составу милиции и органов МВД.Самой распространенной мерой наказания являлся арест (он применялся в 60? 70% случаев). Широко применялось и увольнение дискредитировавших себя сотрудников. За 1946 г. из милиции Ленинграда было уволено 1775 чел. за 9 месяцев 1947 г. уже 3823 чел. в том числе 948 - с оперативных и начальствующих должностей 18. Ответственность за поведение сотрудников возлагалась лично на руководителей подразделений МВД. Им указывалось на необходимость знать о поведении своих сотрудников как на службе, так и в быту. Однако все эти меры значительного эффекта не давали. Уровень должностных преступлений в органах милиции оставался довольно высоким. Наряду с вышеуказанными причинами, этому способствовало и то, что многие местные руководители служб и подразделений МВД, исходя из ложных понятий о?чести мундира", необходимости сохранить кадровый состав милиции, а то и личных пристрастий, зачастую "покрывали" провинившихся подчиненных. Благодаря "покровителям" в органах власти, некоторые сотрудники милиции длительное время нарушали закон, даже в случае откровенно уголовных деяний (кражи, взятки) отделывались дисциплинарными наказаниями.Таким образом, проблема преступности в милиции является традиционной для российского государственного аппарата. Во многом она связана с уровнем жизни общества в целом. Преступления, совершаемые сотрудниками правоохранительных органов, мало отличаются от преступлений, совершаемых другими социальными группами. В послевоенный период милицейская преступность в целом может характеризоваться как "бедная". Основной целью корыстных преступлений являлись продукты, спиртное, одежда. Суммы взяток в большинстве своем были небольшими. Борьба с нечистоплотностью в системе правоохранительных органов может быть успешной лишь наряду с борьбой с преступностью в целом.Примечания1. Отдел специальных фондов информационного центра ГУВД СПб и Ленобласти (ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО), ф. 1, д. 130, л. 459.2. Там же, д. 122, л. 321; д. 87, л. 153.3. Там же, д. 122, л. 321; д. 130, л. 460.4. Там же, д. 110, л. 231-232.5. Там же, л. 166.6. Там же, л. 130, 460.7. Там же, д. 122, л. 321.8. ИВАНОВ В.А. "Скорпионы": коррупция в послевоенном Ленинграде. Политический сыск в России: история и современность. СПб. 1997, с. 247.9. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО, ф. 2, д. 130. л. 461.10. Там же, д. 102, л. 159.11. Там же, д. 130, л. 461.12. Там же, ф. 1,д. 121, л. 173.13. ВАКСЁР А. "Чудо" возрождения или История без ретуши. - Нева. 1992, - 11 - 12, с. 337.14. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО, ф. 2, д. 76, л. 418.15. ЗУБКОВА ЕЛО. Кадровая политика и чистка в КПСС (1949-1953). - Свободная мысль.1999, - 4, с. 196.16. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО, ф. 1, д. 130, л. 460.17. ЖУКОВ Г.К. Неизвестные страницы истории. - Военные архивы России, 1993, вып. 1, с. 201-204.18. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО, ф. 2, д. 93, л. 120.

Метки

Послевоенная жизнь жителей Ленинграда

Образ жизни ленинградцев. Победа была великим событием и в жизни страны, и в жизни каждой семьи, и каждого ленинградца. Она проявлялась и в большом, и в малом. Уходили в прошлое похоронки, военные сводки. Начали возвращаться близкие, воссоединялись семьи. За четыре долгих года люди отвыкли от выходных, отпусков, нормированного рабочего дня, забыли о свободном времени. Теперь это вновь становилось повседневностью.

И все же жизнь и особенно быт менялись крайне медленно. Не лилась кровь, не падали снаряды и бомбы. Люди так мечтали об этом, и, казалось, должны были наслаждаться миром. Мир пришел. Но все окружающее постоянно напоминало о кошмаре блокады - дровяные сараи во дворах, где штабелями складывали покойников, фотографии недавно умерших родственников и соседей, бутылки из-под олифы, на которой жарили лепешки из жмыха, завалявшиеся плитки столярного клея, из которого варили студень и т.д. и т.п. Еще редкостью в домах и дворах были собаки и кошки, которых почти не осталось в городе.209

Горожане больше не умирали от дистрофии, но абсолютное большинство постоянно, денно и нощно испытывало чувство голода. Выдаваемых по карточкам продуктов было явно недостаточно. На рабочую карточку получали в день 700 граммов хлеба, на карточку служащего - 500 граммов, на иждивенческую и детскую - по 300 граммов. На «черном» рынке хлеба было вдоволь, но он продавался по 25-30 руб. килограмм. Бюджет же средней и бедной семьи (при одном - двух работающих) колебался от 2000 до 500 и даже 300 рублей. Нередко денег нехватало даже на то, чтобы выкупить пайковый хлеб. Приходилось «выкручиваться» - получать, например, по карточкам конфеты и затем продавать их поштучно, чтобы на вырученные гроши приобрести хлебный паек. И все-таки на первых порах «праздник - светился повсюду и вопреки всему Ликовало братство победителей».211 Слово «победа» было кличем, паролем, отзывом.

По сути, реальным послаблением стала только отмена в 1946 г. наиболее обременительного военного налога. Уровень доходов населения помимо цен, налогов определялся и размером фактически обязательных государственных займов, которые выпускались ежегодно и составляли примерно 10% заработной платы. Чистый доход государства от размещения займов составлял к концу 1950 г. 28,3 млрд. руб. или почти 6,5% доходов госбюджета.

Неурожай 1946 г. еще более усугубил ситуацию. Осенью Совет Министров СССР принял постановление об изменении пайковых цен. В газетах и по радио об этом почти не сообщали. Все делалось по существу явочным порядком. Нормы выдач по карточкам уменьшались, контингент получающих их урезывался. Пайковые цены повышались в 2-3 раза, а цены в коммерческих магазинах были несколько снижены.

Эта мера ощутимо отразилась на уровне жизни средне- и низкооплачиваемых групп. Правда, снижение коммерческих цен отразилось на уровне цен колхозных рынков. Но бедным и это было не по карману. «Мой литерный паек стоит 200 рублей, - подсчитывал свои ресурсы хозяйственник среднего звена, - сейчас (после повышения цен, - A.B.) - 700 руб. в месяц, партвзносы, профвзносы... Итого 1090 руб., а заработная плата - 1000 руб.... и живи после этого».214

Естественно, что положение низкооплачиваемых категорий рабочих, служащих становилось просто катастрофическим. «Ну, что же, все скоро повесимся. Пусть начальники успевают нас с петли вынимать... от такой жизни и умирать не страшно», - так резюмировала свое состояние одна из работниц. Ее заработок составлял всего 200-250 руб.

Снизилась резко и посещаемость рабочих столовых, которые в годы войны и сразу после ее окончания как-то поддерживали многих. Обед в столовой стоил 7 руб. (без мяса 3 руб. 60 копеек), а в день многие получали порядка 10 руб.

«Уменьшение продовольственных норм сделано для того, чтобы окончательно озлобить рабочих против нашей власти, - рассуждал один из них. - Вот за что, оказывается, мы воевали и что завоевали».215 В этих условиях заметную роль для поддержания жизни работников продолжали играть подсобные хозяйства заводов и фабрик. Вся их продукция с осени 1945 г. направлялась на дополнительное питание. Ряд ненормированных продуктов (соевое молоко, колбаса, белковые дрожжи, студень и пр.), выпускаемых пищевыми предприятиями, тоже направлялся в трудовые коллективы.

Местные органы старались регулярно организовывать ярмарки с участием организаций Прибалтики, Узбекистана и некоторых других более благополучных регионов. На ярмарках широко и по более низким ценам продавались мясо, яйца, молоко.

Кроме того, в городе в первые послевоенные годы заметную роль в снабжении населения играла рыночная торговля. Обследование бюджетов рабочих в конце 1945 г. показало, что 20,7% картофеля, 42,1% ягод и плодов, 11,1% масла животного, 32% молока приобреталось на рынках.217 В городе функционировало в рассматриваемые годы от 17 до 20 продовольственных рынков. Торговали там, в основном единоличники и колхозники. В большинстве своем рыночные цены не превышали уровня цен государственных коммерческих магазинов.
По сравнению с 1944 г цены на рынках, как отмечалось в докладе статистических органов, снизились. В 1946 г. они, как и следовало ожидать, подскочили, а в 1947 г. стали понижаться.219 Естественно, что рынками пользовались, прежде всего, высокооплачиваемые категории рабочих и служащих. К такой категории, прежде всего, принадлежали работники ВПК. Большинство из них - по оценкам информационных сводок в партийные органы - «правильно» реагировало на решения Правительства. Так было и в связи с повышением цен осенью 1946 г. «Нечего хныкать, - заявляла одна из работниц этой категории, - товарищ Сталин знает, что делает...»220 И еще более спокойно реагировали номенклатурные работники. Ведь для них в городе была развернута сеть специальных магазинов.221

Но оттого, что «товарищ Сталин знал», легче жизнь не становилась. Конец 1946 г. и первая половина 1947-го прошли под знаком непрерывного ухудшения. Сокращались пособия многодетным, отменили льготы орденоносцам - участникам войны. Тревога у жителей Ленинграда нарастала. «Дома меня без страха и иронии спрашивали, - записывал в дневнике один из партийных активистов, - как дела с облегчением условий жизни». А сын за обедом в упор спросил: «Папа, а настанет такое время, когда мы за столом будем наедаться».

Спекуляция, «черный рынок» достигли апогея. Тревожные масштабы приобрели беспризорность и безнадзорность. В 1945 г. в городе насчитывалось 345 тыс. детей и подростков, в 1946 г. - 372 тыс. Заметное число их, проживавших до войны в Ленинграде и эвакуированных без семей, возвращалось в родной город самовольно, минуя административные препоны. У некоторых близкие и родные умерли. Квартиры оказались заняты. Жить было негде. Немногим лучше складывалось положение ребят, возвратившихся с родителями и проживавших, где придется. В результате только за 1945 г. было задержано 76787 детей, в том числе 68035 безнадзорных и 8752 беспризорных.

Не удивительно, что кривая преступности в городе лезла вверх. Преступники - одиночки, банды действовали во всех районах города. Ограбления промтоварных, продовольственных баз, магазинов, квартир, вооруженные нападения на улицах, во дворах, подъездах следовали одно за другим. Оружия на руках после войны оставалось много, и его нетрудно было добыть на местах боев. Некоторым бандам покровительствовали чиновники, работники милиции и других административных органов. Все очевиднее давала о себе знать коррупция. За четвертый квартал 1946 г. в городе было совершено более 85 разбойных нападений и вооруженных ограблений, 20 убийств, 316 случаев хулиганства, 3716 краж всех видов.224 Эти цифры, ничтожные по нынешним временам, рассматривались тогда, как весьма высокие, тревожные. Коллективы предприятий, к которым были вынуждены прислушиваться власти предержащие, громко требовали ужесточения мер борьбы с криминалом.

Правоохранительные органы пытались сбить преступную волну. Раскрываемость преступлений колебалась от 74,5% до 98% (убийств - 75%).225 Удалось распутать ряд сложных и чрезвычайных дел. В июле 1947 г., например, из кладовой Эрмитажа похитили 24 уникальных изделия из золота и драгоценных камней, раскопанных в керченских могильниках. Похититель был найден, осужден. Ценности возвращены.226 Разоблачили банду, в которую

Входили преступники и чиновники из городской прокуратуры, суда, адвокатуры, ВТЭК, горжилотдела, военных учреждений, милиции. За взятки освобождали из-под стражи, прекращали следственные дела, выдавали паспорта, прописывали, освобождали от призыва, предоставляли жилую площадь и пр. Начальник автотранспортного управления Ленгорсовета посылал в оккупированные районы Германии машины якобы за оборудованием, а на самом деле вывозил хрусталь, мебель, использовал материалы, труд военнопленных для строительства дач. С виновниками не церемонились. За 1946 г. из милиции города было уволено 1775 человек, за 9 месяцев 1947 г. - 3823, в том числе 948 - с оперативных и начальствующих должностей.

Несмотря на серьезные усилия, преступность отступала медленно. Иначе и быть не могло, ибо ее основные причины - послевоенная разруха, тяжелое экономическое положение населения - менялись медленно.

Буквально душил горожан жилищный кризис. Это была пора поистине великой тесноты. Высокие темпы восстановления экономики достигались за счет социальной сферы. Многие тысячи работников реэвакуированных предприятий, люди, направленные на невские берега по разного рода разнарядкам, жили в ужасающих условиях. Общежития Кировского завода, например, размещались в развалинах больницы Фореля, в мало приспособленных зданиях на проспекте Стачек, №№ 30 и 39, в подтрибунных помещениях заводского стадиона, на территории завода. Семейные жили по четыре-десять-семнадцать семей с малышами в комнатах, разделенных на ячейки обрывками обоев, бумагой, простынями; одинокие - по нескольку десятков в комнатах-казармах. Во многих корпусах не было туалетов, водопровода. Обычно в комнате стояла параша и тут же длинный ряд керосинок. Недаром обитатели называли такие жилища «концентрационными лагерями», «вертепами» и прочими образными именами. «Просветленность, - пишет один из мемуаристов, - наступившая после Победы, странно соседствовала с тревогой, произраставшей из дикого бытия...».

Многие предприятия и того не имели. На заводах им. Ворошилова (№ 800), им. ОГПУ и ряде других люди жили в цехах по несколько сотен человек, в бытовках, ленинских комнатах и т.п. На заводе «Прогресс», реэвакуированном из Омска, из 5257 человек жилплощадь имели лишь 745. Остальные 4512 жили в цехах, библиотеке, лабораториях.230

Сплошное обследование всех общежитий Ленинского района, проведенное в конце 1945 - начале 1946 г., показало, что в цехах, приспособленных под общежития, зачастую не работало отопление, и их обогревали времянками, которые давали больше дыма и копоти, нежели тепла; белье не менялось, инвентарь отсутствовал, свирепствовал педикулез.231

Не лучше положение складывалось и с бытом на производстве. Отопление, остекление во многих цехах отсутствовали. Восстановить их немедленно было просто невозможно. Зимой цехи нередко отапливались кострами - жаровнями.

Экстремальные условия жизни усиливали дифференциацию людей. И не столько по социальным, национальным, культурным признакам, сколько по их природной предрасположенности, способности приспособиться, по человеческим качествам, тяготению к коллективистским или индивидуалистским формам общежития. Это особенно остро проявилось в годы блокады. Так было и теперь. «Куда бы меня ни переводили, - записывала в своих заметках о прожитом и пережитом Е.А. Илюкович, блокадница, коммунистка, участница восстановления города, - я беспрекословно выполняла свой долг, понимала, что это нужно для дела, для государства, для партии. Работала, несмотря ни на холод и голод, получая, как и все, 1/8 фунта хлеба».232 «Наш рабочий день не был нормированным, работали столько, сколько было нужно», - вспоминал, как об обычном деле, рабочий Балтийского завода И.И. Бережков. «Изворачивались, кто во что горазд, - только бы вернуть заводу работоспособность. ... Работали увлеченно, не считаясь со временем, забыв об отдыхе и еде», - вторил ему рабочий-строитель A.C. Сахаров.233 Таких как Илюкович, Бережков, Сахаров было немало" в те годы среди ленинградцев. Эти люди не были обмануты идеологическими посулами, демагогией, пропагандой и т.п. Они были такими по самой своей человеческой сущности, натуре. И другими быть не могли.

Им противостоял не столько классово, сколько по-человечески другой тип горожан. «Продавщица в булочной, вырезывающая карточки, когда окружающие бедствовали, заказывала себе модельные туфли по 3000 руб.». (Сумма по тем временам для рядового гражданина фантастическая). На комбинате им. С.М. Кирова группа работников расхищала пряжу и тоже получала, самой собой, разумеется, немалые доходы. Значительных масштабов достигли растраты, хищения в системе Управления промторгами. Только по данным на конец 1945 г. они присвоили 11 тыс. м. тканей, много готового платья, обуви на общую сумму 2.450 тыс. руб.23> Немалая часть жителей, как отмечал современник, - «была обеспокоена прежде всего своей собственной шкурой» и ловчила, изворачивалась, как могла. Так, даже при осуществлении денежной реформы, о которой речь пойдет ниже, ряд партийных и советских работников умудрился внести в сберкассы под видом партийных взносов и других вкладов свои сбережения, укрыть их таким образом от секвестра. Некоторые заблаговременно обменяли деньги на ходовые товары.

К исходу 1947 г. обнищание одних и сравнительное преуспеяние других достигли апогея. Толкучки, барахолки процветали. «Спекулянты, воры и прочие дельцы всех мастей, записывал один из ленинградцев в дневнике, - достигли наивысшей степени своей деятельности».

Вместе с тем, с конца ноября-начала декабря по городу поползли слухи о грядущей денежной реформе, отмене карточек. Началась ажиотажная скупка любых товаров. Но это были только слухи... Все официальные каналы хранили молчание.

14 декабря в 18 часов радио оповестило о состоявшемся решении Правительства по поводу отмены карточной системы и проведении денежной реформы. «Никогда не забуду картины, - писал очевидец, - которую застал на Невском проспекте после восемнадцати часов 14 декабря! По всему Невскому проспекту стояли шумные веселые очереди. Буквально с хохотом люди стояли в очередях в рестораны, аптеки, фотографии и другие места, чтобы израсходовать оставшиеся наличные средства. У меня с женой в этот момент капитал составлял 37 руб. с копейками».239 Кто имел хоть какие-то сбережения, скупал в магазинах, что оставалось на полках. Из обращения исчезли мелкие монеты. По городу поползли анекдоты типа:

«В аптеку приходит гражданин и просит пирамидону аж на тысячу рублей. Аптекарь удивляется.

Зачем Вам столько? И получает исчерпывающий ответ:

Чтобы за остальные девять голова не болела». 22 декабря обмен завершился. Во всех учреждениях выдали зарплату новыми купюрами. Размер зарплаты остался прежним. На нее можно было, по крайней мере в Ленинграде, купить и необходимое и немного вкусненького (о чем большинство горожан могло все эти годы только мечтать). И, разумеется, прежде всего, утолить голод. Горожане, в первую очередь, покупали и ели, ели хлеб. Какой особый вкус имел обычный кусок пшеничного, который можно было теперь съесть, не оглядываясь на норму! Этот переломный момент остался в памяти старшего поколения как праздник.

18-19 декабря в городе было продано хлеба, по разным сведениям, от 1,1 тыс. тонн до 1,4 тыс. при населении 1,4-1,5 млн. человек, т.е. от 0,7 кг до 0,9 кг в среднем на человека, сахара 220-250 тонн, мяса и колбасы 60-110 тонн. Спрос резко возрос. Реализация круп увеличилась вдвое, рыбы и рыбопродуктов в 1,5 раза, жиров - в 1,6 раза, сахара - в 7,5 раз. Спрос на картофель, овощи снизился. Слабо шла продажа водки, пива, дорогих сортов вин.

Объем торговли промтоварами гоже увеличился. «Пассаж» до реформы продавал 56 пар обуви, а с 16 по 31 декабря в среднем 482 пары вдень, калош - 186 и 841 пару. Реализация хлопчатобумажных тканей возросла в 2,9 раза, шелковых - в 3,8 раза, чулок и носок - в 3 раза, резиновой обуви - в 5,5 раз.

Реформа оказала влияние и на цены рынка. Стоимость говядины снизилась на 35%, молока - на 50%, картофеля - на 67%, масла сливочного - на 53%, яиц - на 59%.

Условия реформы были достаточно суровыми, носили конфис-кационный характер. Вклады в сберкассах обменивались до 3000 один к одному; по вкладам от 3-х до 10 тыс. рублей накопления сокращались на 1/3, а по вкладам, превышавшим 10 тыс. руб. - на 2/3. По облигациям госзаймов обмен производился в соотношении 1:3.2" Особенно болезненно реформа отразилась на крестьянах. Сберкасс в большинстве деревень не было. Деньги хранились «в чулках». Подавляющая их часть пропала. Поэтому реформа изначально приобрела антикрестьянскую окраску.

С упразднением карточной системы цены на потребительские товары повысились, в сравнении с прежними, нормированными. Но они все же были ниже цен в коммерческих магазинах. В целом новые цены более чем в три раза превосходили довоенный уровень. Средний размер заработной платы в стране не достигал 500 руб. Килограмм же хлеба стоил 3-4 руб., мяса - 28-32 руб., масла - 60 руб., десяток яиц - свыше 10 рублей, шерстяной костюм - 1500 руб. и т.д.

Социальным благодеянием реформу не назовешь. Недаром официальные органы, пропаганда в то время разъясняли, что издержки реформы - вынужденная мера, «последняя жертва» народа на алтарь Победы. Вместе с тем, оздоровление финансов, несомненно, положительно отразилось на всей экономике СССР. Принципиально же ни экономической, ни социальной политики реформа не изменила.

Для закрепления ее результатов правительство прибегло к дефляционной политике. В последующие годы семь раз снижались розничные цены. Лишь малая часть ленинградцев в то время отдавала себе отчет в том, что больше всего от снижения цен выигрывали высокооплачиваемые категории граждан.

Наиболее интенсивно понижались цены на водку, что придавало в глазах немалого числа горожан этим мерам «демократическую окраску». Не только в газетах, по радио, но и на улицах, в коммунальных квартирах, на кухнях можно было услышать:

Спасибо партии и родному Сталину за заботу о нас.

Нередко, правда, за этим следовал и иной комментарий:

Постановление хорошее, но на хлеб цены снизились мало. У меня хлеб - основная еда. Колбасу и масло покупаю редко.

Или: - Мы с мужем подсчитали, что при таком размере снижения цен потребуется десять лет, чтобы подойти к ценам довоенного времени.

Подобный скепсис был вполне уместен. Весной 1949 г., например, в очередной раз цены на водку снизили на 28%, а на хлеб - только на 10%.

Нельзя упускать из виду и иную сторону снижения цен: влияние его на положение в сельском хозяйстве, которое продолжало оставаться трудным. А это, в свою очередь, приводило к деградации легкой и пищевой промышленности. Потребление же водки в городе систематически возрастало. В 1953 г. ленинградцы выпили 26 млн. литров, в 1954 г. - 28,8 млн., т.е. по 13,7 литра, в среднем, на каждого взрослого жителя.

Вместе с тем, снижение цен, естественно, увеличивало реальную заработную плату. Если в 1940 г. она составляла 47,3 руб., то в 1950 г. - 75,7 руб. Поднималась и покупательная способность населения. Рубль стабилизировался, укреплялся его курс в отношении иностранных валют. Исчисление его на базе доллара, установленное в 1937 г., было решено с марта 1950 г. перевести на золотую базу.

Вместе с денежной реформой во второй половине 1947 г. на смену нормированному снабжению пришла обычная система государственной, кооперативной, колхозной торговли. Предварительно в Ленинграде была осуществлена целая система подготовительных мер. Приводили в порядок торговую сеть, открывали новые магазины, столовые, палатки. За 9 месяцев 1947 г., еще до отмены карточной системы, вновь открылось 255 магазинов, 187 ларей, палаток. Полностью была восстановлена существовавшая до войны фирменная сеть Главконсерва, Главпарфюмерии, Главтабака и пр. Открылись все торговые залы Дома ленинградской торговли и других крупных универмагов. Налаживалось фасовочное производство. В наиболее тяжело пострадавших в годы блокады районах (Кировский, Володарский, Выборгский, Калининский) понемногу развертывалось строительство новых торговых точек. К началу 1945 г. Ленинград располагал 1254 магазинами. К 1947 г. число их удвоилось. Вывески «Посудно-хозяйственные товары», «Леновощ», «ТЖ», «Пиво-воды», «Укладка волос феном» и пр. стали встречаться чаще. Функционировало 20 колхозных рынков. В 1950 г. в городе работало уже 2988 магазинов и 2285 ларей и палаток. И это при аметно меньшей численности населения.

Изменилась структура розничного товарооборота. В 1945 г. 99,6% его приходилось на государственную торговлю и 0,4% на кооперацию. К 1950 г. - 91,4% падало на госторговлю, 3,5% - на кооперативную торговлю и 5,4% - на колхозный рынок. Вновь отремонтировали шесть рынков, в том числе Мальцевский, Октябрьский, Кузнечный. В 1950 г. на долю рынков приходилось 8% продаж продовольствия, а на долю кооперации - 5%. Расширялся ассортимент и в продовольственных и промтоварных магазинах. Несколько улучшилась культура торговли.

Жизнь хоть и трудно, мучительно, но входила в мирное русло. Голод отступал. Возможность запросто пойти и купить по умеренной цене буханку хлеба, кусочек которого еще совсем недавно измерялся ценою жизни, наестся вволю - все это было необычно, воспринималось как еще одна убедительная примета мирного времени. Уверенность в будущем крепла. И это придавало силы, наполняло ленинградцев энергией.

И все же нищета сдавала позиции гораздо медленно. В 1945 г. объем розничного товарооборота государственной и кооперативной торговли составлял 29% от уровня 1940 г., в 1950 г. - только 67% (при 74,8% численности населения). Позитивные перемены после 1947 г. отнюдь не были непрерывными. Жизнь улучшалась зигзагами и далеко не для всех. В августе 1948 г. подорожал вдвое проезд на трамваях. Тогда же подскочили цены на почтовые отправления, железнодорожные билеты. Это болезненно сказалось на бюджете многих семей. Население недоумевало: в декабре 1947 г. громко объявили о «последней жертве, а теперь опять преподносят новые». Если номенклатурным работникам, высокооплачиваемым категориям рабочих, интеллигенции жить становилось ощутимо лучше, то положение низкооплачиваемых рабочих в конце 1940-начале 1950-х гг. продолжало оставаться напряженным. На фабрике «Красное знамя» в самом конце 1949 г. состоялось партийное собрание, на котором выступила с докладом высокопоставленная чиновница Ленгорисполкома. Она убеждала коммунистов, что жизнь становится зажиточнее, призывала коллектив фабрики увеличивать выпуск модных товаров. Присутствующие, однако, реагировали на эти оптимистические декларации болезненно. «Наше городское руководство, - заявляли некоторые рабочие, - или оторвалось от рабочих, или много денег получает, поэтому для них жизнь стала зажиточной. Мы этого не чувствуем, жизнь стала тяжелее. Зарплату получаем такую же, как до войны, а за продукты платим в три раза дороже». К тому же на ряде заводов случались задержки с выплатой заработной платы. По цехам одного из них распространялась частушка:

Будьте здоровы, живите богато, Насколько позволит вам ваша зарплата. А если зарплата вам жить не позволит, То не живите - Никто не неволит™

О сохранявшемся напряженном материальном положении низкооплачиваемых категорий работников свидетельствуют и информационные сводки райкомов и МГБ в Обком ВКП(б). «Сейчас говорят, что жизнь улучшается, а мне непонятно - почему так происходит, что мой отец один работал (до революции, - А.В.) и содержал семью из четырех человек на свой заработок, и дом сумел построить, а мы вместе с женой работаем, и пальто не можем купить».255 Подобные высказывания можно было бы продолжить.

На уровень жизни рабочих оказывали негативное влияние периодические пересмотры норм выработки в сторону повышения, нарастающее отставание сельского хозяйства. В начале 1950-х гг. положение со снабжением города продовольствием стало более напряженным, нежели в конце 1940-х. В отдельные месяцы оно достигало чрезвычайной остроты.256

Вот бюджет рядовой ленинградской семьи среднего достатка, проживавшей по адресу набережная реки Фонтанки, д. 39, кв. 6 за 1951 и десять месяцев 1952 г. Семья состояла из двух работающих: отца и матери. На их иждивении находилось двое детей - подростков. За 22 месяца зарплата, премиальные и прочие поступления в семейный бюджет составили 68445 рублей. На питание было израсходовано 30800 руб. (45%), на оплату квартиры, отопление и освещение 4710 руб. (6,9%), на оплату займов и налогов - 14120 руб. (20,6%); на праздники, отдых 3100 руб. (4,5%); на культурные расходы, ремонт домашней утвари, проезд на работу и учебу - 3345 руб. (4,9%); на покрытие долгов и прочие расходы - 8800 руб. (12,9%). Оставалось 1854 руб. Куда они были потрачены, в бюджете не указано.257 Семья проживала в коммунальной квартире с печным отоплением. Оно преобладало в центральных районах. В июне 1950 г. дом газифицировали. Это был общий домовой праздник, как отмечал мемуарист, «революция в нашем домашнем хозяйстве».258 И не только в хозяйстве, но и в бюджете семьи - добавим мы. Ведь дрова стоили дорого и даже после отмены карточек продавались по талонам. Газ же был дешев. В том, 1950 г., его получали 125 тыс. квартир (в 1940 г. - 26 тыс., в 1945 г. - 13 тыс.).
Средние статистические данные о потреблении населением продуктов питания вызывали и вызывают ныне определенные сомнения. И хотя отдельные цифры, возможно, и завышены, но питание в целом, несомненно, улучшилось. Ленинградцы стали значительно больше потреблять молока и молочных продуктов, мяса, рыбы, сахара. Естественно, что при этом потребление хлебопродуктов несколько снизилось.

Приводимые данные не полностью стыкуются с другими сведениями. Как уже отмечалось выше, индексы физического объема розничного товарооборота продовольственными товарами в 1950 г. составляли лишь 60% от 1940 г., а потребляли, оказывается, даже больше, нежели в довоенное время. Так что вопросы остаются.

Что касается жилищных условий, то они улучшались очень медленно. Общежития «вертепы», казармы и через пять лет после окончания войны сохранялись. Острый жилищный кризис, как уже упоминалось, продолжал свирепствовать. В 1945 г. на свободных и восстановленных площадях можно было расселить около 300 тыс. человек вновь прибывшего населения. Прирост же составил около 700 тыс. Таким образом, около 400 тыс. расселилось за счет уплотнения.261 Под жилье приходилось использовать подвалы, прочие нежилые помещения. Преимущественно экстенсивный рост производства требовал все новых и новых контингентов рабочих. Кризис становился перманентным. Во второй половине 1949 г. в Ленинграде насчитывалось 1654 общежития, в которых проживало около 200 тыс. человек.

Правда, некоторые общежития начали приводить в порядок. Кировский завод, например, за короткий срок вложил в благоустройство 700 тыс. руб. Условия проживания рабочих несколько улучшились. К кое-каким общежитиям подвели газ. Часть наиболее страшных «клоповников» расселили или закрыли. На заводе «Прогресс» общежития обеспечили инвентарем, устроили в них общественные прачечные, сушилки. Но это было скорее исключением, нежели правилом. Небольшой части старых кадровых работников крупнейших заводов начали предоставлять жилую площадь во вновь построенных и капитально восстановленных домах. В 1951 - 1952 гг. на весь многотысячный коллектив Кировского завода получили квартиры и комнаты 291 семья (1087 человек). Капля в море неустроенности!

Всего же в городе в новых домах за 1946-1950 гг. жилую площадь получило 47,3 тыс., а в старых (получили вновь и улучшили условия) - 111,3 тыс. Цифры более чем скромные. Правда, с начала 1950-х гг. по мере развертывания массового жилищного строительства эти показатели стали заметно расти. За 1950-1953 гг. было вновь построено 23019 квартир.265 Для города с населением в 2,7 млн. человек, испытывавшего ряд лет острый жилищный кризис, это было явно мало. Надо иметь в виду и то, что абсолютное большинство получало не отдельные квартиры, а комнаты. Численность коммунальных квартир увеличивалась.

Тем не менее, следует учитывать, что после семейных общежитий, где семья от семьи отделялась теперь уже не бумажной, а ситцевой «перегородкой», отдельная комната в коммунальной квартире на 2-3 семьи казалась верхом удобств. Коммунальная квартира меняла и быт, хотя печки, керосинки, примуса, электрические плитки и прочие атрибуты быта 1920-1930-1940-х гг. еще прочно удерживали свои позиции. В 1950 г. водопровод и канализацию имело уже 98% жилого фронда (93% в 1940г)266; центральное отопление - лишь 25% (в 1940 г. - 17%), газ - 44% (9% в 1940 г.). Что касается ванн, душа, то статистика тех лет просто не учитывала их. Они были редкостью. Даже сохранившиеся с дореволюционных времен, как правило, бездействовали.

И все же цифры свидетельствуют: быт ленинградцев хотя и медленно, но менялся. В обиход наиболее преуспевающей части населения - партийно-государственного, хозяйственного аппарата, сравнительно узкой категории рабочих - стахановцев, верхов интеллигенции входили индивидуальные радиоприемники, телевизоры, прочая бытовая аппаратура, считавшаяся в те времена предметом особой роскоши. В 1950 г. было продано всего 20 тыс. радиоприемников, 2 тысячи телевизоров, 9,7 тысяч велосипедов, 600 холодильников, 8,5 тысяч швейных машин. Что же касается часов, то они перестали быть признаком особого благополучия и превратились в обычный предмет повседневного обихода.

Хотя война и отдалилась уже на ряд лет, но образ жизни значительной массы ленинградцев все еще сохранял черты военного времени. Донашивались военные сапоги, гимнастерки, шинели, ремни. Нередко можно было встретить людей с военными планшетками. Диспропорция между быстрорастущими экономикой, наукой - важнейшими градообразующими элементами, с одной стороны, и городской инфраструктурой, условиями жизни - с другой, становилась заметнее, ощутимее. Город, как промышленный, научный центр, шагнул далеко вперед. А как место жизни более чем двух миллионов людей, никак не дотягивал до их возросших потребностей.

Медицинское обслуживание и здоровье населения. Война с исключительной остротой поставила вопрос сохранения населения, его здоровья, генофонда народа. В блокадном городе, понесшем страшные людские потери, значимость этих проблем многократно возрастала. Десятки тысяч инвалидов, сотни тысяч раненых, блокадников, страдающих от последствий дистрофии, цинги, пеллагры.... Для многих и многих ленинградцев кошмары войны не кончились 9 мая 1945 г. Они преследовали их и в снах, и наяву. Только в одном Октябрьском районе города насчитывалось 682 ребенка - сироты, более 2,6 тыс. детей жили в семьях инвалидов войны, свыше 7 тыс. потеряли одного из родителей.

Не снималась с повестки дня угроза массовых инфекционных заболеваний. Свирепствовал туберкулез. До войны от этой страшной социальной болезни погибало 19,2 на каждую тысячу жителей, в 1943 г. - 41,2, в 1944 г. - 21,0, а в 1945 г. - 24,2. Настоящим бичом в первые послевоенные годы, как и в военное время, оставалось воспаление легких. От этой болезни в 1945 г. умирало 30 человек на каждую 1000 жителей, причем большинство в раннем детском возрасте. Существенное место в погребальном списке занимали болезни сердца, органов пищеварения, травматические повреждения. На их долю соответственно приходилось 12,1%. 9,8% и 8,1% общего числа смертей. Не последними в этом ряду были и злокачественные опухоли (7,2% всех умерших).269

Если сравнить эти данные с данными периода, последовавшего за окончанием первой мировой и гражданской войн, то разница была весьма существенной. В начале 1920-х годов главной угрозой, уносившей жизни тысяч петроградцев, были острые инфекционные заболевания: тиф, дифтерия и пр. Теперь же от них погибало не более 6%. От «сыпняка» в 1943 г. скончалось 0,4 на 10 000 населения, в 1944 г. - 0,3, в 1945 г. - 0,2. Что касается брюшного тифа и дизентерии, то смертность от них, хотя и была незначительной, но все-таки превышала довоенный уровень. В 1921 г. в Петрограде на каждую 1000 жителей умирал 31 человек, в 1940 г. - 17,5 в 1945 г. - 15,б.270 Цифры говорят сами за себя.

Детская смертность (от 0 до 1 года) - важнейший ассоциированный показатель условий жизни, уровня медицинского обслуживания, - хотя и снизилась, в сравнении с трагическими месяцами блокады (1943 г. - 21,0 на 100 родившихся), тем не менее, оставалась, по оценке городского руководства, тревожной (1945 г. - 14,3 на 100 родившихся). Она лишь немного уступала относительно высокому уровню 1939 г. - 14,4 на 100 родившихся.

В этих сухих, бесстрастных цифрах не только жизнь, болезни, смерть ленинградцев - победителей, но и достижения, острейшие проблемы городской медицины.

Неотложными на первых порах являлись вопросы восстановления сети медицинских учреждений, их материальной базы, усиление борьбы с кишечными инфекциями, расширение сети противотуберкулезных, родовспомогательных учреждений, налаживание рационального обслуживания грудных детей и многие другие. Большинство больниц, поликлиник, детских консультаций, ясель или пострадало от бомбардировок, обстрелов, или размещалось в старых обветшавших зданиях, которые требовали ремонта, восстановления. Остро не хватало медицинского персонала. Тысячи врачей, сестер еще находились в рядах армии. Да и средства на первых порах отпускались со значительными перебоями. Систематическое недофинансирование сказывалось все острее и острее. Многие проблемы не столько решались, сколько накапливались. В больницах отсутствовали самые элементарные удобства. Нехватало обычных грелок, подкладных кругов и т.п. Нарастал поток жалоб на работу скорой помощи, которую приходилось ожидать по 2-3 часа. За первые семь-восемь послевоенных лет было введено больниц всего на 1,3 тысячи мест. Численность больничных учреждений и мест в них даже не дотягивала до довоенного (не слишком высокого) уровня. В 1940 г. в городе функционировало 126 больниц с 33,8 тысячами мест, в 1950 г. - 120 больниц с 31,8 тысячами мест. Если же учесть, что численность населения к этому времени была все-таки меньшей, то обеспеченность больничными местами, примерно, вышла" к довоенным показателям.

В 1951 г. медицинскую помощь в городе оказывали 25 соматических объединений, включающих 25 больниц и 30 поликлиник, пять необъединенных соматических больниц, 16 стационаров НИИ, 29 необъединенных поликлиник и амбулаторий, семь специализированных поликлиник и пять психиатрических больниц.

Численность врачебного, среднего медицинского персонала, в сравнении с довоенной, заметно увеличилась. Количество врачей на 10 тысяч населения выросло с 32,8 в 1940 г. до 50,0 в 1950 г. И все же стационары были переполнены. Больных изматывали очереди в поликлиниках. Нагрузка участковых врачей составляла в 1951 г. в среднем 10-11,5 больных в час.

Повышенное внимание уделялось женским и детским консультациям, другим учреждениям этого профиля. Чтобы избежать отставания детей, находившихся на длительном лечении, в некоторых больницах с 1946 г. ввели систему индивидуальных и групповых занятий с педагогами. В 1946 г. при больнице им. Раухфуса открыли даже восьмилетнюю школу. Для лучшего обслуживания детей больницы стали объединять с поликлиниками. Участковые врачи получили возможность консультироваться с крупнейшими специалистами.

В итоге по большинству показателей довоенный уровень здравоохранения к началу 1950-х гг. был не только достигнут, но и превзойден. Однако тяжелые условия жизни населения все-таки требовали большего. В очередях в детские сады в связи с высокой рождаемостью скопилось около ста тысяч детей: в четыре раза больше, нежели могли принять эти учреждения. И уж совсем печально обстояло дело с положением инвалидов. В 1940 г. город располагал 12 домами (девять для престарелых и три для детей) на 6,2 тыс. мест, предназначенных для этой категории ленинградцев, требовавших особого ухода. В 1945 г. работало лишь шесть на 3 тыс. мест, в 1946 г. - пять и в 1950 г. - шесть на 3 тыс. мест.276 Между тем, численность инвалидов после войны выросла. В период между июнем 1945 г. и июнем 1946 г. органами врачебно-трудовой экспертизы было официально зарегистрировано 94837 инвалидов (35498 инвалидов войны и 59339 инвалидов «от общих причин»). По статистическим данным, численность пенсионеров, состоящих на учете в органах социального обеспечения, в 1945 г. достигала 127,3 тыс., из которых 40,5 тыс. были в прошлом военнослужащими. Проблему «решили» в духе времени. Многих инвалидов административным путем отправили на остров Валаам.

Что касается качества медицинской помощи, то оно все же постепенно улучшалось, хотя лекарств, диагностической аппаратуры и многого другого часто нехватало. Этому способствовала и активная социальная политика власти, и наличие в городе широкой сети научно-исследовательских медицинских учреждений, вузов этого профиля. Сеть их в послевоенные годы была не только восстановлена, но и расширена. Функционировало пять медицинских вузов, 18 НИИ. Они располагали кадрами высочайшей квалификации. Огромную роль сыграли забота, самоотверженный труд подвижников - врачей, сестринского корпуса.

В совокупности общие усилия, меры властей обеспечили постепенное сокращение эпидемических заболеваний, отступление туберкулеза. Трансформировались причины смертности. Они к 1950 г. приобрели, условно говоря, переходный характер.
На первое место вышла смертность от болезней сердца. На втором же месте оказались инфекционные заболевания. Злокачественные новообразования - на третьем. И лишь на четвертом смертность от болезней органов дыхания, т.е., прежде всего, от воспаления легких и туберкулеза. Структура смертности приобретала как бы промежуточный характер - от послевоенной к мирной, характерный для советского общества второй половины XX века. Следует обратить внимание еще и на такую особенность. В 1950 г. среди умерших 18,9% приходилось на детей в возрасте до 1 года, 8,9% - на детей и молодежь от 1 до 19 лет, 41,8% - на жителей от 20 до 59 лет и 30,4% - на ленинградцев старших возрастов. И эти цифры свидетельствуют о сохранении рудиментов состояния первых послевоенных лет, ибо в последующие годы доля старших возрастов стала все больше возрастать, а младших, средних возрастов резко снижаться.

Медицинскими работниками был поставлен вопрос и о необходимости разработки продуманных экологических мер, которые носили в те годы ограниченный характер. Прежде всего, они касались воздушного бассейна. В военные годы и первые послевоенные месяцы в связи с массовой остановкой предприятий воздух в городе оказался значительно чище, нежели в предвоенное время. Но по мере восстановления индустриального производства, усиления транспортных потоков, загрязнение городской атмосферы начало стремительно нарастать. Ресурсов для установки фильтров и другого оборудования не выделялось. Реальными возможностями для быстрого улучшения ситуации ни власти, ни предприятия не располагали. По предложению ученых, основные усилия стали концентрировать на оснащении защитными устройствами крупных котельных, ТЭЦ, больших предприятий, в наибольшей степени загрязнявших воздушный бассейн. Эти половинчатые меры, хотя и не решили проблемы, но притормозили дальнейшее ухудшение экологической обстановки.

Понемногу восстанавливалась сеть санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей, спортивных сооружений, стадионов. Многие из них в годы войны сгорели, были до основания разрушены. Часть спортивных площадок в центре города оказалась застроенной другими объектами. Даже школы и те нередко оставались без спортивных залов и министадионов на открытом воздухе. Спортинвентаря не хватало. В этих условиях ставка была сделана на спортивный энтузиазм населения. «Нажимали», в первую очередь, на общую численность физкультурников. И все же дело не стояло на месте, не деградировало. В 1952 г. ленинградские спортсмены в составе команды СССР впервые участвовали на XV летних Олимпийских играх. Чемпионские титулы завоевали Г.И. Зыбина (легкая атлетика), Ю.С. Тюкалов (академическая гребля), П.А Данилов, И.К. Бердиев (гимнастика).

Состояние здоровья населения по современным представлениям зависит на 10% от медицинского обслуживания, на 10% от наследственности и на 80% от социально-экономических условий и окружающей среды. Если принять во внимание, что смертность в Ленинграде с 16 на каждую 1000 населения в 1945 г. сократилась до 7,1 в 1950 г., т.е. более чем вдвое, смертность детей от 0 до 1 года уменьшилась примерно в той же пропорции, а естественный прирост достиг 8,4 на 1000 жителей - самого высокого показателя за все послевоенные годы, то следует констатировать: трудности, отставание социальной сферы были относительными. Государственная бесплатная медицина к началу 1950-х гг. далеко еще не исчерпала своих возможностей и дала ощутимые положительные результаты.

Из дневника восьмиклассницы 239-й школы г. Ленинграда В.Петерсон

Из дневника 11-летней Тани Савичевой

Савичевы умерли.

Осталась одна Таня.

Умерли все».

Саму Таню в тяжелом состоянии вывезли в августе 1942 г. Она умерла от прогрессирующей дистрофии 1 июня 1944 г. в поселке Шатки Нижегородской области. Выжила ее старшая сестра, о чем Таня не знала.

Приходится все переносить. … Все это зачтется на дороге предстоящей жизни. Надо мужаться. Быть выносливой и силой воли подавить ужасы голодной смерти. Другого выхода нет.

Рецепт «Супа из ботвы брюквы с мукой»

(из книги, изданной в Ленинграде в 1942 г.)

Ботва брюквы – 190 гр. Соль - 5 гр.

Мука - 3 гр. Жиры - 5 гр.

Лук - 5 гр. Специи - 0, 03 гр.

Годы войны многое определили в жизни города. Даже к началу 1953 г. население Ленинграда составляло примерно 2,5 млн. человек (80% довоенного). Особенно не хватало мужчин от 20 до 50 лет. Но уже с 1944 г. начался процесс восстановления. Особое внимание обращалось на развитие судостроения и квалифицированного машиностроения. Заводы возобновляли выпуск мирных товаров. Заводы «Электросила» и Металлический вновь выпускали генераторы и турбины. На Ленмясокомбинате освоили производство остро необходимого пенициллина. Одновременно сохранялось и росло производство военной продукции, Под руководством В.Я. Климова создавались реактивные двигатели для МИГов, ТУ, Илов. Ж.Я, Котин на Кировском заводе разрабатывал новые модели танков. Проектировались новые типы подводных лодок, в том числе атомных. Ленинградцы участвовали в создании Арзамаса-16 (центра создания атомного оружия), и первой в мире АЭС в Обнинске. Быстро оживала ленинградская наука, особенно ориентированная на военно-промышленный комплекс. В гораздо более трудной ситуации находились другие отрасли науки. После августа 1948 г. в Ленинграде, как и во всей стране, началось преследование генетиков. Была разгромлена школа физиологов Л.А. Орбели. Вскоре последовали удары по языковедам, историкам, экономистам.

В 1948 г. был принят новый Генеральный план развития города. За 20-25 лет городская территория должна была почти удвоиться, а население составить 3,5 млн. человек. Но общегородской центр теперь сохранялся в исторической части города. Намечалось вывести город к морю в прибрежной части Васильевского, Крестовского, Петровского, Вольного островов. В ходе восстановительных работ наиболее заметные раны были залечены. Заняли свои места знаменитые памятники. На месте огородов вновь разбивали цветочные клумбы. Горожанам возвратили 125 тыс. радиоприемников, изъятых в начале войны. Завершилась постройка стадиона им. С.М. Кирова. Осенью 1945 г. были заложены Приморский и Московский парки Победы. Были возведены капитальные мосты – Каменноостровский и Ушаковский. В 1950-1951 гг. убрали трамвайное движение с Невского проспекта. В 1950 г. водопровод и канализацию имели почти все горожане, а центральное отопление – 25%. В 1944 г. вернули старые названия Невскому, Литейному проспектам, Садовой улице, Дворцовой площади и другим городским магистралям. Но в последующие годы в рамках борьбы с «космополитизмом» и другими кампаниями переименования в историческом центре продолжалось. Гагаринская стала улицей Фурманова, Геслеровский – Чкаловским проспектом.

Но повседневный быт менялся крайне медленно. До 15 декабря 1947 г. сохранялась карточная система. Рабочие получали в день 700 г хлеба, служащие – 500 г, иждивенцы и дети – 300 грамм. Сохранялся высокий уровень преступности. В июле 1947 г. из Эрмитажа было похищено 24 древних изделия из золота и драгоценных камней, найденных при раскопках в Керчи. Похититель был найден. Была разоблачена преступная группа с участием работников городской прокуратуры, суда, милиции, горжилотдела и т.д. Крайне острым был жилищный кризис. На ряде заводов люди ютились в цехах, бытовках, по нескольку десятков человек в комнатах для одиноких. Одевались бедно. 15 декабря 1947 г. была отменена карточная система и проведена денежная реформа. Новые розничные цены в три с лишним раза превосходили довоенный уровень. При среднем размере зарплаты менее 500 руб. килограмм хлеба стоил 3-4 руб., мяса 28-32 руб., масла – 60 руб. В последующие годы цены снижались семь раз. Особенно интенсивно снижались цены на водку. Но в августе 1948 г. вдвое подорожал проезд в трамвае. Увеличились цены на железнодорожные билеты. «Добровольно-принудительный» характер носила подписка на Государственные займы, равнявшаяся как минимум месячному заработку. Постепенно в жизни успешной части горожан - партийно-государственного и хозяйственного аппарата, верхов интеллигенции, узкой категории высокооплачиваемых рабочих, части торговых работников - входили новые радиоприемники, телевизоры, модная одежда.

Остро стояли вопросы здравоохранения, медицинского обслуживания. Восстанавливалась сеть санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей, стадионов. В 1952 г. олимпийскими чемпионами стали ленинградцы Г. Зыбина (метание молота), Ю.Тюкалов (гребля). По мере закрытия госпиталей в их здания возвращались школы. С 1944 г. по 1954 г. действовало раздельное обучение девочек и мальчиков. К 1952 г. была ликвидирована детская беспризорность. Восстановилась деятельность вузов. Появились новые кафедры и специальности: ядерной физики, радиофизики, геофизики, вычислительной математики, океанографии, математической физики, радиохимии и т.д. Но высшая школа в полной мере испытала удары идеологических кампаний.

Реальное руководство государственной и общественной жизнью оставалось в руках партийного аппарата. Он всячески раздувал культ личности Сталина. Особенно это проявилось в декабре 1949 г. в дни 70-летия вождя. Между тем, в окружении Сталина шла «подковерная борьба», непосредственно затронувшая Ленинград и ленинградцев. С 1944 г. Жданов переехал в Москву, став на время вторым человеком в руководстве. Выдвиженцы из Ленинграда становились секретарями обкомов партии и ЦК республик. В марте 1946 г. секретарем ЦК ВКП (б) стал А.А. Кузнецов. Членом Политбюро ЦК в 1947 г. был избран председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский, работавший в Ленинграде до конца 1930-х гг. Это вызывало недовольство г.М. Маленкова И Л.П. Берия. Смерть Жданова в августе 1948 г. изменила соотношение сил.

Началом т.н. «Ленинградского дела» стало заседание Политбюро ЦК с участием Сталина 15 февраля 1949 г. В ходе его А.А. Кузнецову, первому секретарю Ленинградского ОК и ГК ВКП (б) П.С, Попкову, председателю Совета министров РСФСР М.И. Родионову был предъявлен ряд обвинений: незаконное якобы проведение Всероссийской оптовой ярмарки в январе 1949 г., попытки противопоставления Ленинградской парторганизации ЦК ВКП (б) и т.п. Тут же Н.А. Вознесенского обвинили в сокрытии «антипартийного поведения» Попкова. 22 февраля в Ленинграде прошел объединенный пленум обкома и горкома партии с участием Г.М. Маленкова. Руководителем партийной организации города был избран В.М. Андрианов. Началась «охота за ведьмами». В общей сложности в 1949-1952 гг. были сняты с работы, частично репрессированы свыше 2 тыс. руководителей партийно-советских, хозяйственных органов, в подавляющем большинстве перенесших блокаду. В августе-октябре 1949 г. были арестованы Вознесенский, Кузнецов, Попков и другие. Всего было расстреляно около 30 человек. Был ликвидирован Музей обороны города – символ героизма и стойкости ленинградцев. Даже в 1953 г. никак не было отмечено 250-летие города. Все это не было случайным, изолированным явлением. Оно говорило об обстановке в стране в целом, сказывалось на духовной жизни.

С окончанием войны она стала более разнообразной: вернулись из эвакуации театральные коллективы, шли съемки на студии «Ленфильм», публиковались новые книги и стихи. В 1948 г. начались передачи Ленинградского телевизионного центра. В 1949 г. состоялась премьера балета Р.М. Глиэра «Медный всадник» (в главных партиях великие артисты Н.М. Дудинская и К.М. Сергеев). Художник Ю.М. Непринцев в 1950 г. выставил картину «Отдых после боя». Большой популярностью пользовались кинофильмы «Небесный тихоход», «Подвиг разведчика». Но одновременно вновь усилились ледяные ветры идеологических кампаний. 9 августа 1946 г. на заседании Оргбюро ЦК ВКП (б) с участием Сталина слушался вопрос о деятельности Ленинградской писательской организации. Ленинградские литературные журналы обвинили в проповеди упадничества, в публикации незрелых произведений. Основной удар пришелся на творчество А.А. Ахматовой и М.М. Зощенко. 14 августа было опубликовано постановление ЦК ВКП (б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Журнал «Ленинград» был закрыт. Ахматову и Зощенко исключили из Союза писателей. Их перестали печатать, лишив возможности заработка. Волна разнузданной критики затронула многих деятелей ленинградской культуры. В 1949-начале 1953 гг. в рамках политики «государственного антисемитизма», возникшей в эти годы, шла кампания борьбы с т.н. «космополитизмом». Подлинных ученых – евреев, русских и людей других национальностей – обвиняли в «буржуазном объективизме», «пресмыкательстве перед Западом». Был разгромлен политико-экономический факультет ЛГУ, где арестовали шесть профессоров из семи; уволен выдающийся историк В.В. Мавродин. В Москву уехали выдающиеся музыканты Г.В. Свиридов, Д.Д. Шостакович, С.А. Самосуд; кинорежиссеры С.А. Герасимов, М.К. Калатозов, А.Г.Зархи и другие. Город во многом терял свои выдающиеся духовные позиции столичного центра.

Из дневника восьмиклассницы 239-й школы ᴦ. Ленинграда В.Петерсон

Из дневника 11-летней Тани Савичевой

Савичевы умерли.

Осталась одна Таня.

Умерли всœеʼʼ.

Саму Таню в тяжелом состоянии вывезли в августе 1942 ᴦ. Она умерла от прогрессирующей дистрофии 1 июня 1944 ᴦ. в посœелке Шатки Нижегородской области. Выжила ее старшая сестра, о чем Таня не знала.

Приходится всœе переносить. … Все это зачтется на дороге предстоящей жизни. Надо мужаться. Быть выносливой и силой воли подавить ужасы голодной смерти. Другого выхода нет.

Рецепт ʼʼСупа из ботвы брюквы с мукойʼʼ

(из книги, изданной в Ленинграде в 1942 ᴦ.)

Ботва брюквы – 190 гр.
Размещено на реф.рф
Соль - 5 гр.

Мука - 3 гр.
Размещено на реф.рф
Жиры - 5 гр.

Лук - 5 гр.
Размещено на реф.рф
Специи - 0, 03 гр.

Годы войны многое определили в жизни города. Даже к началу 1953 ᴦ. населœение Ленинграда составляло примерно 2,5 млн. человек (80% довоенного). Особенно не хватало мужчин от 20 до 50 лет. Но уже с 1944 ᴦ. начался процесс восстановления. Особое внимание обращалось на развитие судостроения и квалифицированного машиностроения. Заводы возобновляли выпуск мирных товаров. Заводы ʼʼЭлектросилаʼʼ и Металлический вновь выпускали генераторы и турбины. На Ленмясокомбинате освоили производство остро крайне важно го пенициллина. Одновременно сохранялось и росло производство военной продукции, Под руководством В.Я. Климова создавались реактивные двигатели для МИГов, ТУ, Илов. Ж.Я, Котин на Кировском заводе разрабатывал новые модели танков. Проектировались новые типы подводных лодок, в т.ч. атомных. Ленинградцы участвовали в создании Арзамаса-16 (центра создания атомного оружия), и первой в мире АЭС в Обнинске. Быстро оживала ленинградская наука, особенно ориентированная на военно-промышленный комплекс. В гораздо более трудной ситуации находились другие отрасли науки. После августа 1948 ᴦ. в Ленинграде, как и во всœей стране, началось преследование генетиков. Была разгромлена школа физиологов Л.А. Орбели. Вскоре последовали удары по языковедам, историкам, экономистам.

В 1948 ᴦ. был принят новый Генеральный план развития города. За 20-25 лет городская территория должна была почти удвоиться, а населœение составить 3,5 млн. человек. Но общегородской центр теперь сохранялся в исторической части города. Намечалось вывести город к морю в прибрежной части Васильевского, Крестовского, Петровского, Вольного островов. В ходе восстановительных работ наиболее заметные раны были залечены. Заняли свои места знаменитые памятники. На месте огородов вновь разбивали цветочные клумбы. Горожанам возвратили 125 тыс. радиоприемников, изъятых в начале войны. Завершилась постройка стадиона им. С.М. Кирова. Осенью 1945 ᴦ. были заложены Приморский и Московский парки Победы. Были возведены капитальные мосты – Каменноостровский и Ушаковский. В 1950-1951 гᴦ. убрали трамвайное движение с Невского проспекта. В 1950 ᴦ. водопровод и канализацию имели почти всœе горожане, а центральное отопление – 25%. В 1944 ᴦ. вернули старые названия Невскому, Литейному проспектам, Садовой улице, Дворцовой площади и другим городским магистралям. Но в последующие годы в рамках борьбы с ʼʼкосмополитизмомʼʼ и другими кампаниями переименования в историческом центре продолжалось. Гагаринская стала улицей Фурманова, Геслеровский – Чкаловским проспектом.

Но повсœедневный быт менялся крайне медленно. До 15 декабря 1947 ᴦ. сохранялась карточная система. Рабочие получали в день 700 г хлеба, служащие – 500 г, иждивенцы и дети – 300 грамм. Сохранялся высокий уровень преступности. В июле 1947 ᴦ. из Эрмитажа было похищено 24 древних изделия из золота и драгоценных камней, найденных при раскопках в Керчи. Похититель был найден. Была разоблачена преступная группа с участием работников городской прокуратуры, суда, милиции, горжилотдела и т.д. Крайне острым был жилищный кризис. На ряде заводов люди ютились в цехах, бытовках, по нескольку десятков человек в комнатах для одиноких. Одевались бедно. 15 декабря 1947 ᴦ. была отменена карточная система и проведена денежная реформа. Новые розничные цены в три с лишним раза превосходили довоенный уровень. При среднем размере зарплаты менее 500 руб. килограмм хлеба стоил 3-4 руб., мяса 28-32 руб., масла – 60 руб. В последующие годы цены снижались семь раз. Особенно интенсивно снижались цены на водку. Но в августе 1948 ᴦ. вдвое подорожал проезд в трамвае. Увеличились цены на желœезнодорожные билеты. ʼʼДобровольно-принудительныйʼʼ характер носила подписка на Государственные займы, равнявшаяся как минимум месячному заработку. Постепенно в жизни успешной части горожан - партийно-государственного и хозяйственного аппарата͵ верхов интеллигенции, узкой категории высокооплачиваемых рабочих, части торговых работников - входили новые радиоприемники, телœевизоры, модная одежда.

Остро стояли вопросы здравоохранения, медицинского обслуживания. Восстанавливалась сеть санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей, стадионов. В 1952 ᴦ. олимпийскими чемпионами стали ленинградцы Г. Зыбина (метание молота), Ю.Тюкалов (гребля). По мере закрытия госпиталей в их здания возвращались школы. С 1944 ᴦ. по 1954 ᴦ. действовало раздельное обучение девочек и мальчиков. К 1952 ᴦ. была ликвидирована детская беспризорность. Восстановилась деятельность вузов. Появились новые кафедры и специальности: ядерной физики, радиофизики, геофизики, вычислительной математики, океанографии, математической физики, радиохимии и т.д. Но высшая школа в полной мере испытала удары идеологических кампаний.

Реальное руководство государственной и общественной жизнью оставалось в руках партийного аппарата. Он всячески раздувал культ личности Сталина. Особенно это проявилось в декабре 1949 ᴦ. в дни 70-летия вождя. Между тем, в окружении Сталина шла ʼʼподковерная борьбаʼʼ, непосредственно затронувшая Ленинград и ленинградцев. С 1944 ᴦ. Жданов переехал в Москву, став на время вторым человеком в руководстве. Выдвиженцы из Ленинграда становились секретарями обкомов партии и ЦК республик. В марте 1946 ᴦ. секретарем ЦК ВКП (б) стал А.А. Кузнецов. Членом Политбюро ЦК в 1947 ᴦ. был избран председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский, работавший в Ленинграде до конца 1930-х гᴦ. Это вызывало недовольство ᴦ.М. Маленкова И Л.П. Берия. Смерть Жданова в августе 1948 ᴦ. изменила соотношение сил.

Началом т.н. ʼʼЛенинградского делаʼʼ стало заседание Политбюро ЦК с участием Сталина 15 февраля 1949 ᴦ. В ходе его А.А. Кузнецову, первому секретарю Ленинградского ОК и ГК ВКП (б) П.С, Попкову, председателю Совета министров РСФСР М.И. Родионову был предъявлен ряд обвинœений: незаконное якобы проведение Всероссийской оптовой ярмарки в январе 1949 ᴦ., попытки противопоставления Ленинградской парторганизации ЦК ВКП (б) и т.п. Тут же Н.А. Вознесенского обвинили в сокрытии ʼʼантипартийного поведенияʼʼ Попкова. 22 февраля в Ленинграде прошел объединœенный пленум обкома и горкома партии с участием Г.М. Маленкова. Руководителœем партийной организации города был избран В.М. Андрианов. Началась ʼʼохота за ведьмамиʼʼ. В общей сложности в 1949-1952 гᴦ. были сняты с работы, частично репрессированы свыше 2 тыс. руководителœей партийно-советских, хозяйственных органов, в подавляющем большинстве перенесших блокаду. В августе-октябре 1949 ᴦ. были арестованы Вознесенский, Кузнецов, Попков и другие. Всего было расстреляно около 30 человек. Был ликвидирован Музей обороны города – символ героизма и стойкости ленинградцев. Даже в 1953 ᴦ. никак не было отмечено 250-летие города. Все это не было случайным, изолированным явлением. Оно говорило об обстановке в стране в целом, сказывалось на духовной жизни.

С окончанием войны она стала более разнообразной: вернулись из эвакуации театральные коллективы, шли съемки на студии ʼʼЛенфильмʼʼ, публиковались новые книги и стихи. В 1948 ᴦ. начались передачи Ленинградского телœевизионного центра. В 1949 ᴦ. состоялась премьера балета Р.М. Глиэра ʼʼМедный всадникʼʼ (в главных партиях великие артисты Н.М. Дудинская и К.М. Сергеев). Художник Ю.М. Непринцев в 1950 ᴦ. выставил картину ʼʼОтдых после бояʼʼ. Большой популярностью пользовались кинофильмы ʼʼНебесный тихоходʼʼ, ʼʼПодвиг разведчикаʼʼ. Но одновременно вновь усилились ледяные ветры идеологических кампаний. 9 августа 1946 ᴦ. на заседании Оргбюро ЦК ВКП (б) с участием Сталина слушался вопрос о деятельности Ленинградской писательской организации. Ленинградские литературные журналы обвинили в проповеди упадничества, в публикации незрелых произведений. Основной удар пришелся на творчество А.А. Ахматовой и М.М. Зощенко. 14 августа было опубликовано постановление ЦК ВКП (б) ʼʼО журналах ʼʼЗвездаʼʼ и ʼʼЛенинградʼʼ. Журнал ʼʼЛенинградʼʼ был закрыт. Ахматову и Зощенко исключили из Союза писателœей. Их перестали печатать, лишив возможности заработка. Волна разнузданной критики затронула многих деятелœей ленинградской культуры. В 1949-начале 1953 гᴦ. в рамках политики ʼʼгосударственного антисемитизмаʼʼ, возникшей в эти годы, шла кампания борьбы с т.н. ʼʼкосмополитизмомʼʼ. Подлинных ученых – евреев, русских и людей других национальностей – обвиняли в ʼʼбуржуазном объективизмеʼʼ, ʼʼпресмыкательстве перед Западомʼʼ. Был разгромлен политико-экономический факультет ЛГУ, где арестовали шесть профессоров из семи; уволен выдающийся историк В.В. Мавродин. В Москву уехали выдающиеся музыканты Г.В. Свиридов, Д.Д. Шостакович, С.А. Самосуд; кинорежиссеры С.А. Герасимов, М.К. Калатозов, А.Г.Зархи и другие. Город во многом терял свои выдающиеся духовные позиции столичного центра.

Ленинград в первое послевоенное десятилетие. 1945-1953 гг. - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Ленинград в первое послевоенное десятилетие. 1945-1953 гг." 2017, 2018.